Это будем мы
Мне семьдесят пять.
Пенсионный возраст – сто двадцать.
Я точно доживу,
Но вряд ли выйду на пенсию.
Нас мало.
Людей, умеющих чувствовать время до минуты,
Составлять планы, обучать машины
И – особенно – объяснять нужное другим людям
Так, чтобы сделали по инструкции,
А не по неизвестно сколько капель
Сварочным аппаратом
В позачетверг,
Потому что какая разница?
Я до сих пор помню тот звук,
Хруст разрывающейся ткани…
Нас мало, нас почти нет
С тех пор, как пролетел Ангел.
Кто постарше – бывшие гуманитарии,
Художники, танцоры, повара.
Те, для кого способность
Ловить последовательность, последствия,
Их голос, и звук, и ритм,
Настолько встроена в совсем другие процессы,
Что ее просто не заметили.
Пропустили.
Забыли стереть.
Или не сочли нужным.
Потому что какая разница?
Нет, мы не кричим в мегафон:
«Уберите [цензура] тридцатку с маршрута А,
Тройка идет встречным по нему же
И через пять минут эти пешеходы встретятся!»
Мы устраняем возможность.
На стадии проекта. Заранее.
До того, как кто-то услышит хруст,
Звук реальности, разодранной на до и после.
Нужной памяти, нужных умений –
Всего несколько горсток в каждом поколении.
Впрочем, одновременно живущих поколений
Стало больше.
Примерно вдвое.
Все равно – мало.
По-хорошему, не хватает даже на нужды медицины.
(Медициной мы занялись сразу –
Люди не могут, не смеют, не имеют права
Жить так плохо и так мало,
Особенно если в небе над ними
Все еще возможна такая сволочь…)
А мы ведь еще возводим башню.
Ту самую, до верхнего края неба.
Лифт на орбиту (есть),
Кольцо орбитальных станций (есть),
Лифт до Луны и города на Луне,
Следующий в перекрестье – Марс.
А дальше, пока за горизонтом,
Но еще на моей жизни,
Начнется прыжок –
Церера-Европа-Энцелад…
Я знаю, я считала, так будет.
Он просто возник и распахнул крылья –
Это были именно крылья,
Птичьи, огромные, радужные,
Отливающие золотом по краю…
Как на старинных картинах.
Фра Беато Анжелико поймал правильно,
И это, и все остальное.
Крылья видели все –
Даже те, кто смотрел в землю.
Даже те, кто спал.
Распахнул, повел через небо огненной полосой…
И большинство забыло,
Как видеть будущее, думать по времени вперед…
Если честно, большинство и до Ангела
Плохо это умело.
И не хотело пользоваться.
Но раньше это знание жило в них, дремало в них,
А теперь погасло.
Но тогда все просто смотрели в небо,
Любовались, радовались…
Хотя даже по Библии несложно понять:
Увидеть ангела – очень, очень дурная примета.
И еще этот звук.
С внешних миров начнется настоящая работа.
Выход за пределы системы,
Чтобы никто, никогда, ни при каких обстоятельствах
Не смог изменить всех одним взмахом крыла,
Не смог стереть,
Не смог запереть ворота,
Сказать человечеству «досюда и не выше» —
Эти слова, их тоже слышали все,
На всех языках земли…
И поняли: это приказ.
Но мы начали наш путь с мятежа –
Уже начали.
С чего бы нам подчиниться?
За стеной поют.
Мы не отдали строительству все –
Нам пришлось избрать путь пчелы,
Путь специализации,
Но мы живем лучше пчел – дольше, плотнее, счастливее.
Раньше не умели, но с тех пор, как пролетел Ангел,
Радость каждого стала важной.
Такой же важной, как Башня.
Даже важнее…
Башня – это способ, но не цель.
Даже во сне я слышу,
Как кирпичи ложатся на кирпичи,
(Между прочим, мы вернулись к керамике,
Хотя жители Междуречья вряд ли узнали бы
В нашей синей-черной-прозрачной чешуе
Свою глину.
Тем не менее, это она.),
Как растут слои,
Выщелкиваются новые отростки,
Тянутся вниз воздушные корни,
Как огонь летит на огонь.
Здесь всегда – как на ободках старых карт –
Водились драконы,
Но спали,
А потом их разбудили,
Дали стимул, мотив, повод…
Звук.
Музыка течет в крови людей и машин,
Математика вращает колеса,
Музыка говорит «что»,
Математика «как»,
Радость – зачем.
Я считаю и лечу, и слышу разноголосицу вавилона…
И думаю: в прежнем мире,
Вне истории,
До самой первой Башни,
Наверное, тоже случилось что-то.
Как в этот раз.
Большое.
Неподъемное.
Такое,
Что на одном языке, понимая друг друга,
Мы, то есть люди, никогда бы не выбрались.
Не выжили.
А на разных договорились так прочно,
Что от проблемы не осталось даже имени.
Когда-нибудь, этот звук повторится наяву.
Хруст накрахмаленной ткани.
Разрыв.
Но это будем мы.
И я не знаю, что мы скажем ему,
Что мы сосчитаем, вырастим, споем ему,
Этому Ангелу на той стороне огня.
И на каком языке.
Но это будем мы.